15

«Ша-лом!»

 

Уже темнел вечер первого дня, а одиннадцать всё так же сидели вместе как неживые. Хозяин властно предложил им что-нибудь съесть и велел своим быстро напечь рыбы. Основательный Фома, к которому за это похвальное свойство перешли общинные деньги, был отправлен за хлебом, заодно — приглядеться и прислушаться. В Гефсимании он остался не замечен, почти всё проспав, опасная встреча исключалась… Пасхальный потоп всё будто растворил: тройная казнь ожидалась, подмену мало кто заметил, «суд» и соучастники расправы по разным причинам не высовывались. Город провожал паломников, прибирался и отдыхал.

 

…Петру становилось всё хуже. Перед глазами — Его гробница… К самому страшному — ещё пустые пелены, помешательство Магдалины, бредни женщин… Хозяин отселил их подальше, Магдалина была теперь с ними, разговоры кончились. Входные двери заперты, все ждали условного стука Фомы. Страхов никаких — просто гости были ни к чему.

 

…В прихожей раздались неторопливые шаги, и, отодвинув занавеску, Учитель вошёл, как не уходил, — такой же, как всегда, только странно молодой, и волосы, отброшенные со лба, обнажают раны от короны, — остановился и мягко произнёс:

— Ша-лом!

Все вскочили на ноги, глядя на Него с ужасом. Улыбаясь, Он осмотрел каждого, и ошеломлённая братия Его заметно развеселила.

— Мир вам! Не призрак я! Плоти и костей у призраков не бывает. Проверить можно руками.

Столбняк, однако, не проходил. Он снова обвёл взглядом застывшее собрание. Опустил голову, задумался. Рядом, справа от Него, был простенок, за которым составлялись блюда для стола, приносимые с кухни. Подняв глаза, гулко въехал ребром ладони в стенку. Все вздрогнули и, похоже, перепугались ещё больше.

Снова, беззвучно рассмеявшись, покачал головой и странно помрачнел. Грозно, разделяя слова, спросил:

— Еда — у вас — какая — есть?!

Трясущийся Филипп, который был ближе всех, протянул Ему блюдо с рыбой. Отломив небольшой кусок, Он сначала поднес его к носу, вдохнул, после чего направил в рот, наглядно одобряя вкус. Затем, уже сам, нагнувшись, провел мизинцем по вытекающему из сот меду, и снова оценил вкус. Пётр невольно начал улыбаться.

Наконец, ещё раз насмешливо оглядев своих «птенцов», двинулся к выходу. Перед занавесью остановился и, повернувшись к оживающему собранию, так же буднично, как когда-то понуждал переплыть на другой берег, попросил:

— Никуда не расходитесь, на восьмой день я снова зайду.

Потом, после паузы, цепко посмотрев на одного Петра, опустил глаза, и, как бы сам с собою рассуждая, задумчиво произнёс:

— Интересно, сколько бы я прождал их в Галилее?

Пётр мгновенно все понял и расхохотался. «Он! Кто ж ещё такую сеть сплетёт!»… Сколько раз Он точно так же оживлял этих «младенцев» — уставших, рассорившихся, недоумевающих, разочарованных, посмеиваясь над ними, а, случалось, и над самим собой! Эта лёгкость, мгновенно переходящая, когда надо, в самую пронзительную речь, поражала и привязывала больше, чем любая важная строгость. «Он! Он!!»

Между тем, шаги за занавеской стихли, а дверь не хлопнула. Вместо этого послышался условный стук.

Войдя с небольшим мешком через плечо, Фома увидел товарищей, и остолбенел ровно так же, как совсем недавно они сами.

— Что? С вами что?

— Он только что был здесь.

— Он — кто?

— Да Учитель же — кто!

Фома швырнул мешок на пол.

— Магдалина повредилась в уме — понимаю. Женщины следом — тоже понимаю. Но вы-то — что?

— Да был Он здесь — тебе говорят! — прорычали хором горячие Воанергес.

— Посмотри — рыбу ел! — добавил тихий Филипп.

Пётр опустился на пол, и, как прежде, привалясь спиной к стене, вытянул ноги. Закрыл глаза. «Пусть дети разбираются». Из глаз, похоже, потекло.

Фома тем временем, поглядев на всех, махнул рукой.

— Найду пальцем рану от гвоздя — поверю!

Пётр вспыхнул:

— Ты ещё ладошку в рёбра вложи!

— И вложу! Не вложу — не поверю! Есть будем?

Пётр вздохнул и посмотрел на стоящее поблизости блюдо с рыбой. Отломленный кусок был у самого хвоста, где нет рёберных костей. Он отодрал такой же с другого бока, и положил обратно. Надо поскорее зайти к женщинам. Что-то с ними будет, когда узнают! Кстати, и хозяин там.

Едва он поднялся, как в дверь тихо постучали. Пётр, не раздумывая, открыл. Мать вошла так же просто, как недавно вошёл Сын. Пётр сразу понял — всё знает! Впервые он видел её так близко. Как они похожи! И Магдалина на неё похожа — то же лицо, только взгляд другой.

На мгновение подняв глаза, Мать разглядела всех до одного и, едва улыбнувшись, тихо сказала:

— Мир вам!

Потом, уже обращаясь к Петру, проговорила:

— Пойдём к ним вместе, всё расскажешь.

Едва они вошли, Магдалина перелетела комнату и прилепилась к Матери, обвив её как плющ. Иоанн — хозяин дома смотрел, кажется, уже не удивляясь. Пётр присел — дождаться, пока все утихнут. Все всё знают? — ему было что добавить.