6

«Можно… мне с вами?»

Суббота подошла к концу, на улице темнело. Судя по звукам, Город оживал. Пётр всё так же сидел спиной к стене напротив занавески, отделяющей входную дверь. Над головой — странно — как ночное небо, нависала та самая горница, из которой они вышли с Учителем позапрошлой ночью.

Остальные привалились по сторонам — кто где. Справа, в углу у стены застыла Магдалина. Она не вернулась к женщинам, чтобы ничего не слышать, и сидела молча, как каменная, запрокинув голову, и то глядела вверх сквозь слёзы, то закрывала глаза. Лицо её почернело, как после месяца в поле.

…Третья ночь без сна. Молодые засыпают сидя. Думать вперёд было некуда, Пётр невольно начал вспоминать. Полтора года — трудные — пролетели как один день и помнились как одна радость.

…Как только все двенадцать впервые собрались в Капернауме, Учитель сразу же двинулся в Иерусалим, и они прошли точно тем же путём — через Заиорданье и Иерихон — каким пришли семь дней назад. Надежды у желторотых были самые-самые, но в Город Учитель не вошёл, а остановился в Вифании, откуда они отправились обратно уже с Марфой и Марией — к немалой радости двух мам, сопровождавших своих чад, и к великому недоумению всех прочих. В Галилею вернулись через Самарию, и на окраине Сепфориса, куда Учитель тоже не зашёл, к сёстрам присоединилась Иоанна. Видя среди учениц женщину из дворца, жену домоправителя самого Ирода Антипы, несостоявшиеся царедворцы заметно попритихли.

До Магдалы оттуда дойти можно было за день, но добирались три дня: Учитель будто тянул время, и подолгу говорил с ученицами отдельно.

…Пока у синагоги собиралась толпа, к ним тенью подкралась местная бесноватая, о которой Пётр давно слышал от здешних рыбаков. Она стояла совсем близко, с перекошенным лицом, глядя вниз и что-то бормоча, потом — вдруг — взметнулась глазами на Учителя, дико вскрикнула и бегом скрылась.

…Когда народ разошёлся, до Капернаума вдоль озера ещё можно было добежать засветло, но едва выбрались к берегу, снова последовал непонятный привал.

…Бесноватая возникла как из-под земли и, согнутая, глядя исподлобья, двинулась к Учителю, вставшему навстречу. Обернувшись, Рабби жестом приказал своим не приближаться. Тут же с криком ярости больная бросилась на Него, что-то держа в руке, в трёх шагах словно врезалась в натянутую сеть и упала.

Дальше было то, чего никто из них не видал ни до, ни после. В исступлении несчастная каталась по земле, снова и снова вскрикивала, и то кидалась на Учителя, то пыталась убежать, всякий раз налетая на невидимые стены. Трижды падала без памяти, и поднималась с рёвом, изрыгая страшную ругань. Лицо ужасало.

Учитель молча стоял на месте, не сводя с неё глаз, и лишь изредка что-то неслышно говорил. Казалось, всему этому не будет конца.

После очередного, неожиданно вялого нападения женщина повернулась, шатаясь, сделала шаг к воде, вскинув голову, испустила жуткий вопль и рухнула на спину.

Не шелохнувшись, Учитель продолжал смотреть ей вслед, как если бы она шла. Потом медленно сел, где стоял, и, обхватив колени, опустил голову. Оцепеневшая команда поняла, что можно подойти.

Ученики и ученицы обступили своего Рабби сзади, полукругом, загораживая последние лучи. Перед ними, напоминая бесноватую ростом и одеждой, спала незнакомая молодая женщина и по-детски улыбалась во сне.

…Учитель долго следил за одинокой лодкой вдали, и вдруг тихо позвал:

— Мириаам…

Она открыла глаза, села и, как продолжение сна, стала разглядывать всё вокруг, словно видела впервые. От лица, которого никто прежде не видал, невозможно было оторваться… Учитель смотрел на неё с какой-то тревогой.

Темнеющие берега, бескрайняя вода, лесистые холмы с подсвеченными гривами, бедная окраина Магдалы, молодые, изумлённо-радостные лица по кругу… Наконец она увидела Учителя, тихо ахнула и еле слышно спросила:

— Можно… мне с вами?

Солнце успело зайти.

Учитель с усилием встал.

— Найдите ночлег. Домой пусть не заходит. Как рассветёт, здесь же и встретимся.

На вопрошающие взгляды ответил:

— Мне надо побыть одному.

Иуда и Пётр уже давно всматривались в Него с беспокойством.

— Рабби!

— Я же сказал: встретимся утром, — впервые за день улыбнулся Учитель. — Выше горы не уйду.

…Пристроив народ у знакомых рыбаков, Пётр с Иудой уже в глухих сумерках вернулись на дорогу. Магдала спала. Чёрный куст на голом склоне встречал первые звёзды с востока.

Иуда поёжился:

— Налегке отпустили…

— Южак с Иордана пошёл, скоро растеплит, — отозвался Пётр. — Смотри: посох бросил!

Иуда поднял лёгкую пастушью палку, которую Учитель обычно кому-то отдавал. Загнутая часть была почти отломана…

…Пётр помнил точно: тогда, в Магдале, Учитель впервые оставил своих «птенцов» — как открылось позже — ради долгой одинокой молитвы.